комната несёт определенную функцию.
– О, как! Интересно, а что, например, в этой комнате? – не удержался я от любопытства и открыл дверь ближайшей комнаты.
– Сэр, нет! – Эйприл со сноровкой заправского акробата крутанулась и выскочила передо мной, не дав мне занести ногу через порог. – Сэр, в эту комнату заходить нельзя.
– Почему? – дожили, в моём же особняке мне нельзя заходить в мои же комнаты.
– Ради вашей безопасности, сэр! Туда категорически нельзя заходить.
– Эйп, проблемы?
На моё плечо легла твердая мужская рука. Если бы я не знал, что это человек, то с уверенностью сказал бы, что моё плечо сжали тиски.
– Нет, Джонни, всё в порядке.
– Точно? Ты на пороге на одних носочках стоишь.
– Нет-нет, всё в порядке, – улыбнулась Эйприл. – Мы просто осматриваем дом.
По видимому, в комнату действительно заходить не стоит, если реакция моих верноподданных столь агрессивна. Смирившись с настроем своего нового общества, я отхожу от девушки и поворачиваюсь к её спасителю. Джонни, он же начальник охраны, оказался крепко сложенным парнем среднего роста, одетым в черный костюм, с жестким лицом и «боксёрской» стрижкой.
– И как мне понять, в какие комнаты категорически входить не надо?
– По ручкам, – обернулась ко мне девушка, закрыв дверь. – Если на двери квадратная ручка, значит вход запрещён.
– Сэр, – обратился ко мне спаситель Эйприл. – Позвольте присоединиться к вам, для сопровождения.
– Почему бы и нет? Вдруг на меня моль с ковров нападёт или пыль диверсию устроит.
Мои новые знакомые с недоумением переглянулись, из чего я понял, что юмор не был моей сильной чертой. Представляю себе – замкнутый чёрствый дед, хозяин крупнейшей мировой корпорации, держит своих приближённых в строгом порядке и в одночасье превращается в импровизированного комика.
Пора учиться держать язык за зубами.
Тем временем мы продолжили путь по коридорам, вновь погрузившись в молчание. Краем глаза я позволил себе осмотреть моих подопечных повнимательней, ради забавы выискивая в них отличие от людей моего времени. В целом ничего примечательного, кроме некоторых деталей макияжа и чудных аксессуаров. Хотя на счёт аксессуаров Джонни был много скромнее Эйприл.
– А ты почему не носишь миттенцер? – спросил я, повернувшись к начальнику охраны.
– Почему? Ношу, сэр, просто сейчас он мне без надобности…
Эйприл без смущения прыснула едкой ухмылкой и махнула на парня рукой.
– Он боится миттенцера, сэр! Думает, этот коммуникатор может прочистить его котелок и сделать внушаемым зомби.
Никогда бы не подумал, что в будущем останется самый коренной архаизм человечества – боязнь новых технологий. Аньке, как психологу, это было бы крайне интересно.
– Ну это, конечно, твоё право, Джонни, пользоваться или не пользоваться коммуникатором. Но ультрачастотные волны этого аппарата никакую мысль внушить не могут. Это физически невозможно. Иначе нашу технологию запретили бы пустить в оборот.
– Но, сэр, она же работает напрямую с мозгом!
– Это всего лишь обходной пункт, чтобы предикатор, то есть человек, быстрее воспринял тот или иной объект, то есть информационный образ. В сущности наши глаза и уши это всего лишь рецепторы, которые передают сигнал в мозг. Именно корой головного мозга ты превращаешь этот сигнал в зрительный и звуковой образ, следовательно, ты видишь и слышишь именно мозгом. Миттенцер просто обходит рецепторы и посылает образ напрямую в голову.
– При всем уважении, сэр, это ничего не меняет. Угроза внушения всё равно остается высока, это же мой мозг!
– А что такое внушение?
Начальник охраны задумчиво нахмурился, пытаясь придумать определение тому, чему он определения никогда не давал.
– Э-м-м… Ну… Я бы сказал, что это насильно впихнутая мысль, которую на самом деле я думать не хочу.
– Иными словами, это процесс, при котором чужая мысль становится твоей, верно?
Джонни кивнул.
– А теперь пораскинь мозгами, друг мой, когда ты разговариваешь с собеседником, или слушаешь песню, или читаешь новости, в большинстве случаев ты же соглашаешься с этими мыслями. Иначе, ты бы просто этого не делал. Ведь так?
– Ну да.
– Получается, что чужие мысли становятся твоими, и любое общение, будь оно настоящим или виртуальным, это внушение. Вообще человек с помощью внушения познаёт мир – родители говорят, что трава зелёная и утюг горячий, ты им безоговорочно веришь, и эта информация из вне становится «твоими» мыслями. Иначе, как научиться чему-то новому, если ты не можешь поселить у себя в голове чужое знание, которое в итоге становится твоим?
Парень кивал моим словам, а в конце сдвинул брови в тяжёлом мыслительном процессе, пытаясь переварить услышанное.
– Вроде всё правильно, сэр, но всё равно меня немного пугает ваша технология, – виновато ответил он.
Я было уже открыл рот для продолжения диспута, как Эйприл резко остановилась и указала рукой на очередную дверь.
– Пожалуйста, ваш кабинет, мистер Александр.
– Подождите меня здесь, – попросил я, чтобы не обыскивать свой кабинет при свидетелях.
Оставив своих «Чип и Дейла» за дверью, я вошел в кабинет, который оказался просторным и роскошным, как и всё в этом особняке. Грузная мебель величаво смотрела на меня шоколадным блеском с мягкого белого ковра. Рабочий стол располагался таким образом, что входящий сразу утыкался в мой суровый хозяйский вид. Над столом висел огромный портрет меня любимого пронзающего взглядом осуждения всяк сюда входящего. Сидел «нарисованный я» за точной копией стола, даже предметы на картине и на столе совпадали идеальной копией. Кроме одного – на портрете по левую руку от меня лежал ежедневник в раскрытом виде, а мой художественный двойник покровительственно занес над ним перьевую ручку.
Сомнений нет, проклятую книгу я узнаю из тысячи!
Реальный стол в этом месте зиял пустующей лакированной столешницей. Всё остальное выглядело так же, как на картине – справа от меня тонкий компьютерный экран, возле него три металлических шарика, с маленькими красными точками, посередине подставка для канцелярии.
Зараза, единственное, что мне нужно из этого, так это книга, которая была только на портрете! Что за параноидальные прятки? Неужели нельзя просто положить ежедневник в одно место и никуда его не убирать? Вдохновляясь тлеющими остатками надежды, начинаю хаотично скользить по столу руками, словно близорукий в поисках вожделенных очков. Тщетно, никаких тайников в столе не было.
Так, без паники! Главное не сдаваться.
Разрывая все грани приличия без зазрения совести перехожу к ящикам и шкафам, со скоростью енота-полоскуна перебирая вещи в поисках заветного кожаного переплета. Пятнадцать минут копошения показали, что время потрачено впустую, а оно, ой как, не любит быть пустым!
Бросив ящики открытыми, я перешёл к последнему рубежу – картина. Вполне возможно, что моё второе «я» оказалось больным на всю голову (одно название
